Я не смогла.

Внутри меня на все голоса звучала правда. Прошло три месяца. Три месяца я думала, что он убил Лайама. Три месяца пыталась отвыкнуть от него, понимала, что должна его ненавидеть и никогда с ним не видеться.

Три адских месяца.

Три месяца мучений, потому что у меня все валилось из рук. Мне его страшно не хватало. Я любила его, и сейчас, глядя на него, всматриваясь в его лицо, я знала, на что подписываюсь.

Я открыла рот, собираясь поделиться своими мыслями, но он опередил меня.

– Я занимаю здание с еще пятью жильцами, – с шестью, считая твою лучшую подругу. Тебя я не считаю, потому что сейчас тебя там нет. Картер считает, что я глупец. Да, я в мафии. Да, тебя втянули в это еще до того, как в твоей жизни появился я. Да, я понимаю, что все это – ужасная история. Но это не история про мафию. Эта история о любви, причем такая, из которой тебе было бы лучше побыстрее исчезнуть, но выслушай меня. – Придвинувшись еще ближе, он понизил голос: – Пожалуйста.

Ему не нужно было просить. Я уже слушала и знала, что смотрю на него влюбленными глазами. Я, наверное, так и светилась любовью. Как он мог этого не видеть?

Шагнув ближе, он начал заново. Голос его звучал так мягко:

– Я живу в здании с еще шестью жильцами, потому что жил когда-то на конюшне. – Он не смотрел на меня, словно не мог себя заставить. Словно ему было стыдно. – Нелепо, правда? Я глава мафиозной семьи, а один оставаться не хочу.

– Коул…

Он заговорил громче, все так же не глядя на меня.

– Вот почему со мною там живут люди. Вот почему мне нравилось ходить к тебе, а не ко мне. Это никак не связано с нежеланием впускать тебя в мое жилище, с секретностью или с чем-то еще. Я в своей жизни всех потерял. Картера потерял тоже. Достаточно долго я оставался один. Я и… – Он кивнул на конюшню у меня за спиной: – И лошади. Вот с кем я жил. Я не позволял себе любить семью, которая мне помогла. Не мог, потому что знал: настанет день, когда явится кто-то убить их. Я знал, что всех людей из моей жизни рано или поздно убьют. И их убивали. Я потерял трех хороших друзей. Я потерял чертовски много людей, Эддисон.

Сейчас он стоял прямо передо мной. Живой. Дышащий. Такой теплый. Наконец он взглянул на меня, и я сразу почувствовала перемену – стало легче дышать, словно он добавил мне кислороду. Он коснулся моей ладони, сплетая наши пальцы. Я ощутила, как от него веет жаром. Он словно окутывал меня заботой, брал под свою защиту и искушал. Я прислонилась к нему.

– Я всегда буду терять людей. Такой жизнью я живу.

Я закусила губу. Это единственное, что я могла сделать, чтобы не обвить его руками, не притянуть к себе, впиваясь ногтями в его плечи, прижимаясь все ближе и ближе…

… чтобы никогда больше не отпускать.

– Поэтому я не буду.

Я подняла глаза:

– Что?

– Я не буду просить тебя вернуться. Мне не надо было приезжать.

– Что? – снова спросила я. Не таких слов я ждала.

– Я отпускаю тебя.

Держа за руку, он поцеловал меня в лоб. Это был прощальный поцелуй. Он отстранился от меня.

– Прощай, Эддисон.

– Коул, – начала я. Если с ним что-нибудь случится…

Он повернулся, чтобы уйти, но я схватила его за руку.

В мозгу у меня мелькали картинки. Вот он входит в «Джанни».

Лифт.

Беговая дорожка.

Наша первая ночь. Наша вторая ночь, когда он вышел из лифта и обнял меня.

Благотворительный вечер, когда все смотрели на Коула, который смотрел на меня.

И как он пришел ко мне в ту ночь.

Как он защищал меня на ферме.

Как я везла его домой.

И последний раз, когда я лежала привязанной к кровати. Грохот выстрелов, а потом он распахнул дверь. Он спас меня. Мне вспомнились его слова: «Я люблю тебя».

– Ты говорил, что любишь меня, – выпалила я.

– Что?

– Когда спас меня. Я слышала, что ты мне говорил. – Я выпустила его руку и дотронулась до того места, которого касались его губы. Пальцы задержались там. – Ты сказал, что любишь меня. – Я смотрела прямо ему в глаза. Мне хотелось, чтобы он узнал правду, мою правду. – Я тоже тебя люблю.

Его губы скривились, будто от боли.

– Эддисон.

Я схватила его за рубашку. Он все еще был здесь, передо мной. Я не могла отпустить его. Не сейчас. Никогда.

– Я люблю тебя.

– Нет, Эддисон. Я отпускаю тебя. Я пытаюсь совершить правильный поступок. Я в мафии. И этого не изменить.

Это не имело значения. Я покачала головой.

– Я здесь стою, смотрю на тебя и думаю обо всех этих вещах. Он в мафии. Он опасен. Он может погибнуть. У меня на глазах. – Я опустила голову, но продолжала смотреть на него, удерживая его взгляд. Он должен видеть, что я взвешиваю каждое слово. – Я, может, уже видела, как ты умираешь. И не раз. В своих кошмарах. Но это не важно. Это правда, которая постоянно терзает меня. Это. Не. Важно. Может, сердце у меня и бьется. Может, я и хожу, разговариваю, дышу, когда тебя нет рядом, но я не живу. Вот что я поняла за последние три месяца. Я могу подождать еще три, еще шесть. Это не важно, потому что у меня есть ты. Я выбираю тебя, как выбрала в ту ночь, когда на нас напали. – Я перевела дух. – Я выбираю тебя.

Он помолчал, глядя прямо мне в глаза, и я увидела, как стена между нами исчезает. Это было потрясающе. Облегчение. Грусть. Надежда. Он поступал, как я, пытался принять правильное решение, уйти, но мы оба ошибались. Остаться – вот что правильно. Любить друг друга. Жить.

Он сжал меня в объятиях. Наши губы снова встретились, как и должны были встречаться все это время. Я чувствовала, что он обезумел от радости, как и я.

Лаская дыханием мою кожу, он бормотал:

– Слава богу.

Потом снова принялся целовать меня, а я надеялась, что это никогда не закончится.

Шесть месяцев спустя

– Я люблю тебя.

Еще не открыв глаза, я уже улыбалась. Вот так каждое утро должна просыпаться каждая девушка. Губы Коула коснулись моих, потом переместились мне на горло. Гладя его по голове, я спросила:

– За что ты меня любишь? – Мне нравилось, когда он объясняет.

Он засмеялся, щекоча меня своим дыханием. Поцеловал в шею.

– Мне нравится, как ты смеешься. Поначалу ты не смеялась, а теперь мне хочется, чтобы ты смеялась постоянно.

Я открыла один глаз.

– Да?

Он ухмыльнулся, в глазах заплясали веселые огоньки. И поцеловал меня в шею с правой стороны. Вытянувшись рядом, он оперся на одну руку. И зашептал: